У Геры все внутри панически затрепетало, но королева богов не позволила страху разрастись. Под влиянием страсти, которой Венера обрызгала ее кожу, королева Олимпа взяла супруга за руку и кокетливо улыбнулась ему, прижав полную грудь с отвердевшим соском к предплечью мужа.
– А я-то подумала, ты не за тем звал меня, мой повелитель.
– Ну, – пробормотал он, стараясь не поддаться неожиданной вспышке нежности супруги, – Я подумал, нам стоит вместе появиться в Трое... образовать единый Фронт...
– Ох... – Гера очаровательно надула пухлые розовые губки, многозначительно посматривая на супруга. – А я подумала, что нужна тебе для чего-то более интимного, чем путешествие и исполнение официальных обязанностей...
– Ну, в общем... конечно. Я же сказал... – начал было король богов, но умолк, когда супруга взяла его руку и, обхватив розовыми губами его указательный палец, с силой втянула в рот, щекоча кончиком языка.
– Ах, жена моя... – простонал король Олимпа, когда вторая ее рука нащупала твердеющую молнию между его ногами, – Я скучал по тебе, а ты доставляешь мне такую радость!
– Я только еще начала доставлять тебе радость, мой повелитель.
Желание посетить Трою тут же сменилось у Зевса другими, более насущными нуждами, и он, подхватив супругу на руки, быстро унес в спальню, где Гера действительно доставила ему истинную радость, и еще раз, и еще...
– Патрокл, ну почему ты не хочешь понять? – Ахиллес встретился с двоюродным братом, когда тот возвращался из лагеря греков, и они шли бок о бок по песчаному берегу, споря на ходу.
– У меня, может быть, появился шанс изменить судьбу, и я намерен этим шансом воспользоваться!
– Это я понимаю. Я и сам хочу, чтобы твоя судьба изменилась. Но это не значит, что ты не можешь повести наших людей в бой. Это означает, что ты должен держаться подальше от Гектора. Ведь тебе предсказано умереть лишь после того, как ты его убьешь!
Ахиллес покачал головой.
– Битва – это всегда отчаянный хаос. И говорить, что я должен держаться подальше от кого-то из троянских воинов, да еще когда мной овладеет берсеркер? Там, посреди сплошной крови и суматохи?
– Я помогу тебе. Все мирмидоняне помогут. Мы позаботимся о том, чтобы Гектор не очутился случайно поблизости от тебя.
Ахиллес улыбнулся и шутливо хлопнул Патрокла по спине.
– Если ты намерен выступить в роли моей нянюшки, то как, собственно, я смогу возглавить людей?
Патрокл отодвинулся от него и резко произнес:
– Это не предмет для шуток.
– Ты думаешь, я шучу насчет собственной судьбы?
– Нет. – Патрокл вздохнул и разочарованно провел рукой по волосам. – Да я и сам не могу несерьезно относиться к такому пророчеству. Последнее, чего бы мне хотелось, так это потерять тебя, братец.
– Но ты вырос с этой мыслью, стоило бы уже привыкнуть.
Патрокл хотел что-то возразить, но Ахиллес перебил его:
– Я и сам начал уже к этому привыкать. Я должен погибнуть, не дожив до тридцати лет, перед воротами Трои, после того как убью Гектора, но зато мое имя будет жить в веках. Да, именно такой выбор я сделал, когда был юн и когда слава и бессмертие имени были единственным, о чем я думал. Но потом я повзрослел и понял суть того, что выбрал, и познал сожаление, но моя судьба была подобна камню, катящемуся с кручи. Я мог лишь катиться вместе с ним. А потом появилась она, и все начало меняться.
– Да! Я как раз это и имел в виду! Теперь все меняется! Богини вселили в другие тела души Катрины и Джаскелины, живших в другом мире, в другом времени и как раз для того, чтобы все изменить! Да разве они могут теперь допустить твою гибель?
– Могут, наверное, если я окажусь настолько глуп, что не обращу внимания на все то, что они мне даровали, и безоглядно ввяжусь в сражение.
– Ахиллес, ты сегодня говорил, что сумел удержать берсеркера и он не завладел тобой. Это, должно быть, тоже дар богинь. Но разве они не могли подразумевать, что ты используешь эту силу и в битве? Что ты сможешь сражаться и вести вперед своих воинов, не теряя самого себя, не поддаваясь берсеркеру?
– Мой дар – это Катрина. Это она научила меня сопротивляться берсеркеру. А она не отправится вместе со мной на поле битвы. Никогда. Я люблю ее. Я хочу провести с ней всю оставшуюся жизнь, и я хочу, чтобы это не оказалось несколькими короткими днями.
Патрокл закричал в разочаровании:
– Я тоже люблю! Джаскелину! Но это не значит, что я не хочу сражаться во славу Греции!
– А ты и не будешь сражаться во славу Греции. Ты будешь сражаться во славу Агамемнона.
– Но в истории эта война сохранится не благодаря Агамемнону, – возразил Патрокл.
– Да будь проклята эта история! Я уже достаточно пожил ради того, что скажут или чего не скажут обо мне в будущем!
– Но воины нуждаются в твоей помощи, Ахиллес. Ты мог бы спасти много жизней.
– Я и спас уже кое-какие жизни, – процедил Ахиллес сквозь зубы, не отрывая взгляда от залитого лунным светом моря, – Агамемнон снова и снова использовал меня, чтобы одерживать победы. Но я наконец решил побеспокоиться и о своей собственной жизни. Я впервые получил шанс обрести то будущее, о каком мечтал. И я не откажусь от него – уж во всяком случае, ради Агамемнона и его жадности.
– Ну, я по-другому смотрю на все это, – сказал Патрокл, – Я сражаюсь не ради Агамемнона. И готов всегда сражаться за славу Греции.
– Если ты настолько глуп, чтобы отказаться от шанса, дарованного тебе раз в жизни, и отказаться от предложенной богиней любви, тогда сражайся! Я не собираюсь тебя останавливать.