Заговор богинь - Страница 32


К оглавлению

32

Кэт собралась с силами, заставив свой голос звучать все так же ровно и спокойно.

 – Ты должен нарушить тот замкнутый процесс, что происходит внутри тебя... ты должен создать помеху той реакции, что пытается сейчас развиться в твоем теле. Окунись в воду! Это должно помочь.

Ахиллес начал пятиться к волнам, двигаясь неуверенно, с трудом. И перед тем как окунуться в море, он пронзительно крикнул Катрине одно-единственное слово:

 – Беги!..

Глава 10

И Кэт, хотя это было совершенно непрофессионально, бросилась бежать. Черт побери, да что такое вдруг навалилось на Ахиллеса? Ей ведь и раньше не раз приходилось видеть, как люди борются с приступами гнева, – она даже видывала мужчин, которые впадали в безумие из-за неуправляемого гнева. Но они не менялись при этом физически, однако она была совершенно уверена, что тело Ахиллеса стало больше, сильнее, на нем как будто появилось еще больше шрамов, и...

 – О-ох!

Кэт налетела на Одиссея.

 – Полегче, царевна, полегче, – сказал тот.

Он ухватил Катрину под локоть, чтобы не дать ей шлепнуться на зад. Но заметил ее побелевшее лицо и растерзанный вид и прищурился.

 – Ахиллес.

 – Да, – кивнула Кэт, пытаясь восстановить дыхание.

Одиссей встал так, чтобы Катрина очутилась за его спиной, и вгляделся во тьму.

 – Не слышу, чтобы он приближался. Что, на него напали люди Агамемнона?

 – Нет...

 – Значит, эти люди напали на тебя? – Он взял Катрину под руку и повел к лагерю, – Мирмидоняне этого никогда не простят. Я должен сказать им...

 – Одиссей, погоди! Никто на меня не нападал. Ну, в общем... я хочу сказать, Агамемнон никого не посылал сюда.

Одиссей замедлил шаг и задумчиво уставился на Катрину. Потом его глаза внезапно округлились.

 – А... понимаю. Берсеркер завладел им, когда вы были наедине.

 – Да.

Одиссей снова оглянулся на морской берег.

 – Но он, похоже, с ним справился. Он не гонится за тобой.

 – Я сказала ему, чтобы он окунулся в воду, – пробормотала Кэт, – Он так и сделал, а мне приказал бежать.

 – Ты приказала великому воину Ахиллесу окунуться в море, когда на него накатил его великий гнев? – Одиссей расхохотался, – Я бы многое отдал, чтобы увидеть такое!

Катрина нахмурилась.

 – Ничего смешного тут нет. Он... он начал меняться!

Одиссей сразу посерьезнел.

 – Ну да. Это и есть цена того выбора, который он сделал много лет назад. Или, скорее, это часть цены.

 – Не понимаю. Я думала... ну, когда слышала разговоры о нем, я думала, он не может совладать с собственным гневом. Но то, что я увидела, то, что с ним начало происходить... это нечто совсем другое, гораздо большее.

Они добрались до шатра Ахиллеса и уселись на скамье неподалеку от входа. Воины, закончив ужин, разошлись, костер едва тлел. Кэт чувствовала, что лагерь не спит, что он настороже, но при этом вокруг никого не было видно. Она посмотрела в умные глаза Одиссея.

 – Мне бы хотелось попросить тебя... объясни, пожалуйста, что же все-таки происходит с Ахиллесом?

 – Царевна, я не уверен, должен ли я...

 – Афина пожелала, чтобы я помогла великому воину – вызывающим тоном перебила его Кэт.

И как она и ожидала, упоминание покровительницы прославленного воина оказало на Одиссея мгновенное действие.

 – Что именно ты желаешь знать?

 – Я видела, что он начал меняться. Физически. Что с ним происходит?

 – Я был тому свидетелем много раз, и каждый раз меня это снова пугало и вызывало благоговение, – ответил Одиссей, – Когда Ахиллес сильно возбужден – будь то от боли, или страха, или от какого-то другого чувства, – ярость берсеркера, которой одарил его Зевс, пробуждается в нем. Это выглядит так, словно в Ахиллеса вселяется некий полный гнева и ярости бог.

 – И он при этом остается самим собой? Я хочу сказать, он сам знает, что с ним происходит?

 – Ахиллес помнит все свои поступки, когда берсеркер его оставляет, но когда зверь вселяется в него, Ахиллес оказывается полностью в его власти.

 – И как все это происходит, как уходит зверь?

 – Ярость постепенно выгорает, Ахиллес остается истощенным, но становится самим собой, – ответил Одиссей.

 – Так вот почему женщины его боятся... Потому что в такие моменты он – это уже не настоящий Ахиллес... То есть я имею в виду, он изменяется в буквальном смысле.

 – И теперь ты тоже будешь его бояться? – спросил Одиссей.

 – Нет. Я не такая, как другие женщины здесь.

 – Такая ты или нет, Ахиллес становится опасным когда им овладевает ярость берсеркера. Я бы посоветовал тебе быть поосторожнее, когда вы останетесь наедине.

Казалось, Одиссей хотел добавить что-то еще, но вместо того стиснул зубы, лицо его стало чрезвычайно серьезным, и он уставился в сторону моря.

 – Я буду осторожной. И еще, – добавила Катрина с мрачной улыбкой, – я ведь под защитой богини, ты не забыл?

Лицо Одиссея смягчилось.

 – Я бы никогда не забыл о своей богине, царевна.

Одиссей слегка замялся, потом добавил:

 – Но даже будучи под защитой Афины, ты все-таки убежала от него.

Кэт вздохнула.

 – Да... ну, похоже, это было наилучшим выходом. Видишь ли, то, что с ним произошло, слишком удивило меня. Я оказалась захваченной врасплох, но такого больше не случится. Так ты говоришь, эти изменения начинаются при сильных эмоциях?

 – Именно так.

 – Тогда почему он не изменился там, в шатре Агамемнона? Ахиллес ведь ненавидит этого царя, так?

Одиссей кивнул.

 – Да.

 – А ненависть – сильнейшее из человеческих чувств, и я знаю, что в тот момент Ахиллес просто истекал ею.

32